— Бизнес, — покачала она головой. На английском языке это могло означать и служебную командировку и личный вопрос. Он не стал уточнять. — Вы по-прежнему вице-губернатор?
— У нас будут выборы только в восемьдесят шестом, — напомнила она, — а пока я по-прежнему вице-губернатор штата.
— Да, я помню как вы вели заседание сената в Бэтон-Руже, — обреченно сказал он, — вы были просто великолепны.
— Благодарю вас. Как ваша супруга?
— Мы живем теперь отдельно. Нет, мы официально не развелись. Но живем отдельно. Я в Нью-Йорке, она в Хьюстоне.
— Вы перебрались в Нью-Йорк? — удивилась Сандра.
— Уже несколько месяцев. Теперь в Хьюстоне лишь филиал моей компании.
— Понимаю, — кивнула Сандра, — как ваш сын?
— Как будто хорошо. Но я его редко вижу, к сожалению. А как ваша дочь? Кажется, тогда были какие-то проблемы?
— У кого их нет, — улыбнулась Сандра, — но пока все хорошо.
Он снова выпил воду. Его мучила непонятная жажда, словно в присутствии этой женщины он чувствовал себя не совсем уверенно м у него постоянно пересыхало в горле.
— Хотите еще воды? — спросила она, увидев, что его стакан почти пуст.
Он кивнул и она пошла к мини-бару доставать следующую бутылочку минеральной. Он поднялся, принимая у нее бутылочку, и случайно коснулся ее пальцев. И снова та обжигающая искра, которая проскочила между их ладонями несколько часов назад, возникла на стыке их пальцев. Он не стал убирать руку. Просто положил бутылочку на стол и смотрел в глаза женщине. Что-то в ней было особенное, отличавшее ее от всех остальных женщин на свете. Ему даже на мгновение показалось, что она похоже на его мать.
Сандра смотрела ему в глаза прямо и твердо, и он подумал, что впервые рискует так пристально смотреть ей в глаза. Он поднял руки и нерешительно протянул их к женщине. Она чуть напряглась. Но не стала отстраняться. Он мягко потянул ее на себя продолжая смотреть в ее глаза. На ней не было ее привычных очков и оттого лицо было как-то добрее и мягче. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Кажется, алкоголь сыграл со мной совсем не злую шутку, почему-то успел подумать он в те доли секунды, когда наклонился к губам женщины.
Поцелуй был долгим и потому особенно сладостным. Они, наверное, простояли так минут двадцать, прежде чем он, наконец, пришел в себя и неуверенными движениями руки попытался расстегнуть пуговицы на ее брюках. Она мягко помогла ему, сама снимая с себя брюки. И лишь затем дотронулась до пуговиц его рубашки. Как они раздевались, он не помнил. Вещи разбрасывались по обоим комнатам, в промежутках между страстными поцелуями. А потом была постель…
Он не был развратником в том смысле, в каком полагается быть опытным мужчинам, уже изучившим и полюбившим различные телодвижения в постели, пытаясь произвести еще большой эффект на женщину и увеличить собственное наслаждение. Ему даже не пришлось прибегать к обычным любовным прелюдиям. Ее глаза в этот момент заслоняли ему весь мир, вымывая из головы остатки разума.
И потому у них не было тех великолепных игр, которые предшествуют заключительному возвышенному акту наслаждения. Они просто менялись местами, познавая друг друга в эту сладостную для обоих ночь.
Последние месяцы, после отъезда из Хьюстона Кемаль не имел вообще никаких контактов с женщинами, всецело занятый работой и проблемами переезда. У Сандры также не было постоянного партнера. И потому их бурный и эмоциональный взрыв кончился довольно быстро почти одновременным яростным взрывом и наступившим после него небывалым умиротворением.
Кемаль вытер пот ладонью и откинулся на подушку. Он, не закрывая глаз, смотрел в потолок. Потом осторожно скосил глаза влево. Сандра лежала, также глядя прямо в потолок. И также не закрывала глаз.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Ты действительно переехал в Нью-Йорк? — спросила она.
— Опять про Марту, — поморщился Кемаль, — да, я действительно переехал в Нью-Йорк.
— Вы с ней больше не живете?
— Во всяком случае, не спим вместе, это точно. Но когда она приезжает в Нью-Йорк вместе с сыном, то остаются в моей квартире.
— Ясно, — она по-прежнему смотрела в потолок.
— Неужели ты тогда отказала мне из-за Марты?
— И из-за нее тоже, — ответила Сандра.
— Я не совсем понял твои слова.
— Сейчас это уже неважно. Когда ты уезжаешь из Чикаго?
— Завтра утром.
— Ты прилетел на один день? — она, наконец, перевела свой взгляд на него.
— Да, — он тоже чуть повернул голову, снова глядя ей в глаза. Теперь они были какие-то особенно яркие, теплые, словно поглощавшие в себе все его эмоции и чувства.
— Когда ты прилетел? — вдруг шепотом спросила она.
— Сегодня утром, — он, наконец, понял смысл ее вопросов.
— Я тоже, — прошептала она, — эта судьба, Кемаль.
Он поднял руку, дотронулся до ее волос, провел пальцем по линии ее лица, коснулся губ.
— Да, — согласился он, — это действительно судьба. — И потянулся, чтобы снова поцеловать ее.
На этот раз, улыбнувшись, она чуть отстранилась положив палец на его губы.
— Не так скоро, — попросила она, — мы не дети, Кемаль. И утром тебе улетать.
— Это что-то меняет? — спросил он.
— Наверное, нет, — подумав ответила она. — Но мы вряд ли сможем так часто видеться, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. Это очень далеко, Кемаль. Чикаго, Нью-Йорк, Батон-Руж и Хьюстон. Это очень далеко, — повторила она.
— Я бы мог приезжать, — немного упрямо сказал он.
— На уик-энд, — на подбородке у нее впервые появилась упрямая складка. Или это произошло из-за подушки?