— Немного, — откровенно признался он.
— Мне тоже не по себе, — признался генерал, — никогда не отправлял на такое дело молодых ребят. Обычно наши нелегалы люди опытные, уже проработавшие много лет за рубежом и в возрасте не меньше тридцати пяти. Но ты единственный, кто подходит. И по возрасту, и по внешности, и даже по языковому барьеру. Кроме того, есть вещи, которые абсолютно невозможно имитировать, а ты подходишь. Например, вчера тебя попросили раздеться. Ты даже не спросил, зачем это нужно. Мы только вчера выяснили, что Кемаль Аслан, как и положено настоящему турку, был в детстве обрезан. Ну, посуди сам, кто из разведчиков мог даже подумать об этом. А ты, как восточный человек тоже был обрезан в детстве. И ведь это подделать невозможно. Нельзя провести такую операцию теперь и выдать ее за операцию двадцатипятилетней давности. Ничего не получится. Понимаешь, как точно подходишь именно ты?
— Если только по этому признаку. — впервые улыбнулся Караев.
Генерал оглушительно захохотал, у него даже выступили слезы. Он вскочил с дивана и, продолжая смеяться, сел за стол.
— Нет, — наконец, сказал он, — не только по этому признаку. Вернее, не только из-за него. Но, если серьезно, то и этот момент говорит в твою пользу.
— Во всяком случае, та небольшая соломинка, которая перевесила все «за» в твою пользу. Мы отбирали трех кандидатов по всему Союзу. Не скрою, я бы хотел, чтобы ты был постарше и поопытнее. Но прошла твоя кандидатура. Какие-нибудь вопросы у тебя есть?
— У меня будет много времени?
— Не очень, месяца три-четыре. Потом ты ляжешь в больницу и врачи будут медленно выводить тебя из комы.
— Он сильно разбился?
— В основном голова и нога. Но там шрамы недавние и их легко можно нанести на твое тело.
— Меня отправят в настоящую кому?
— Мне нравится твое чувство юмора, — хитро улыбнулся генерал, — но не зарывайся. Никто тебя в настоящую кому не отправит. Хотя предупреждаю честно, левую ногу мы тебе немного поскребем. Но под наркозом и так, что ты ничего не почувствуешь. То же самое и насчет головы. Шрамы у тебя будут, а последствия после комы могут и не столь сильно проявляться.
— А если мой дядя предложит мне пройти медицинский осмотр? Они не очень доверяют болгарским врачам, особенно в Турции.
— Очень хороший вопрос, — кивнул генерал, — обязательно предложит. Поэтому мы уже полтора месяца назад послали в Измир одного врача. Настоящего турка. Он коммунист, был еще другом Назима Хикмета. В случае необходимости он тебе поможет. Какие подробности тебя еще интересуют?
— Что я сообщу своей матери? Это надолго?
Генерал вздохнул.
— Не хочу врать, — честно сказал он, — просто не знаю. Мы предполагаем внедрить тебя в Хьюстон. Это может быть пять лет, может десять, а может, (мы рассматриваем это как крайний вариант) и все пятнадцать. Ничего более конкретного сказать не могу. Ты ведь сам понимаешь, что работа нелегала не всегда может планироваться как, наши пятилетки. Здесь нельзя все просчитать. Некоторые агенты работают по десять и более лет. Некоторые гораздо меньше. Все будет зависеть от твоего умения сыграть свою роль. Может, получиться так, что ты вернешься прямо из Турции. А нам бы этого не хотелось.
— Понимаю, — серьезно сказал он, — можно я еще раз посмотрю на его фотографию?
Генерал полез в карман. «Кемаль Аслан», — пробормотал Караев.
В этот день он родился вторично.
Он считал, что после аварии сможет навсегда забыть о Ронни Седлере и его друзьях, но уже через два дня прочитав в местных газетах сообщение о смерти троих разбившихся в аварии людей, понял как ошибался. Среди погибших не было Крайтона. А машину действительно вел бывший сотрудник полиции штата Колорадо, уволенный оттуда еще четыре года назад. И Кемаль понял, что он выиграл лишь первый раунд. Второй раунд ему предстояло отыгрывать.
Он оказался почти провидцем. Уже на следующий день после опубликования об аварии ему позвонил сам мистер Крайтон.
— С вами говорит Эрнст Крайтон, — представился этот негодяй. — я был близким другом покойного Ронни Седлера. Он никогда вам обо мне не рассказывал?
— Нет, — морщась ответил Кемаль.
— Странно а мне он о вас рассказывал. И о ваших необычных заказах на заводах нашей компании.
Это был намек. И Кемаль его понял.
— Что вы хотите? — сухо спросил он.
— Я не знаю, как именно погиб Ронни, — вместо ответа услышал Кемаль в телефонной трубке, — но подозреваю, что моим друзьям кто-то сильно помог. Это дело полиции вести расследование, но мне хотелось бы сообщить вам, что за Ронни был долг в двадцать пять тысяч долларов Он должен был получить эти деньги и передать мне.
— Деньги сгорели в машине, — напомнил Кемаль.
— Я читал в газетах, что там нашли какой-то портфель с обгоревшими деньгами. Но при чем тут мы? Он разбился и очень жаль, но наши ребята честно сделали свою работу и должны получить все деньги.
— Я не плачу дважды по одним счетам.
— Понимаю. Но поймите и наше положение, мистер Кемаль. Вдруг кто-нибудь случайно узнает о ваших нездоровых интересах. Вы понимаете, какой может быть скандал?
— Это шантаж?
— Что вы, — кажется, засмеялся Крайтон, — это просто напоминание.
— Что вы хотите? — повторил вопрос Кемаль.
— Вернуть честно заработанные деньги.
— И все?
— Конечно, мистер Кемаль. Мы люди деловые…
— Я знаю, с кем имею дело, — бесцеремонно перебил он Крайтона. — Когда и где мы должны встретиться?