— Придумываете разные игры, — проворчал Крючков, — зачем-то мифы вспомнили.
— Сменить его кличку? — спросил Трапаков.
— Уже не стоит, пусть будет эта, — махнул рукой Крючков.
У разведчиков считалось плохим предзнаменованием смена своих служебных кличек. Это приносило неудачу, верили многие из них, оставаясь под своими прежними названиями. Чем существенно облегчали задачу наблюдавших за ними контрразведчиков.
— Надеюсь, этот агент окажется ценнее Пелтона, — спросил Крючков, — А многое зависит и от нас. Все его связные должны проходить особую подготовку.
— Мы примерно такую установку и даем нашим людям, — согласно кивнул Дроздов.
— Когда «Юджин» должен выйти из тюрьмы? — уточнил Крючков.
— Завтра утром по их времени, — ответил Дроздов. — Это точные сведения, Владимир Александрович, от самого «Циклопа».
— И чтобы я нигде не слышал его имени, даже случайно, — пригрозил Крючков.
— Мы сделаем все, чтобы обеспечить алиби «Циклопу», — заверил руководителя ПГУ генерал Дроздов.
— Как связной самого «Юджина»?
— Все в порядке. Он поедет встречать «Юджина», когда тот будет выходить из тюрьмы.
— Надеюсь, не один?
— Их будет человек десять, — успокоил его Дроздов.
— Все полицейские? — зло пошутил Крючков.
— В основном адвокаты и юристы крупнейших компаний. Связной ничем не рискует. У «Юджина» и без того два лучших адвоката, которые сделают все, чтобы его вытащить.
— Может, нам продлить действие «консервации» — спросил Крючков.
— Надеюсь, мы будем «консервировать» его не слишком долго, — предположил Дроздов, — обидно терять такого агента.
— Если мы его потеряем, это будет ваша вина, генерал, — убедительным тоном произнес Крючков, — и, значит, тогда ошиблись именно вы.
Александр Эшби сдержал свое слово. Он приехал рано утром в тюрьму, чтобы вместе с Кэвеноу присутствовать на последнем допросе подозреваемого, а затем, извинившись, наконец отпустить его. В тюрьме уже с утра находились веселые и оживленные адвокаты, понимавшие, что тянуть больше никто не имеет права. И сегодня их подзащитному нужно либо предъявлять обвинение, либо отпускать, извинившись за причиненные моральные страдания. Никаких промежуточных вариантов не существовало.
Даже прокурор Фэннер, приехавший в тюрьму позже всех, сознавал важность момента и охотно объяснял журналистам, собравшимся у тюрьмы, что правосудие и в этот раз оказалось на высоте, установив и подтвердив полную невиновность мистера Кемаля Аслана. Журналисты, которых держали на голодном пайке, получили, наконец, возможность задавать любые вопросы, позволив прокурору красоваться на фоне американского знамени, с апломбом объясняющего все преимущества американской судебной системы и американского образа жизни.
— Мистер Кемаль Аслан, — патетически говорил прокурор, явно перехватывая инициативу у адвокатов, — не мог оказаться столь неблагодарным по отношению к стране, которая дважды оказала ему свое гостеприимство. Мы верили в благородство этого достойного человека и не ошиблись. Вырвавшись из коммунистического ада Болгарии, он нашел в нашей стране свое счастье, женился, обрел семью и, наконец, стал настоящим американским гражданином и частью нашего общества. Мы раскрыли ему объятия, как когда-то раскрыла объятия наша страна для его отца и сказали ему — добро пожаловать на нашу землю.
Прокурор говорил красиво и убедительно. Весь пафос, который он приберег для обвинения, теперь ложился в яркую оправдательную речь мистера Кемаля Аслана. Прокурор так радовался, словно он сам выиграл процесс или выпустил человека по собственной инциативе. Умный Розенфельд попыхивал сигарой, не вмешиваясь в его болтовню. Он ценил конкретные дела, на чистом ораторском искусстве в Америке далеко не уедешь. Эти времена уже прошли.
Наконец, привели Кемаля Аслана. Он был о новом темном костюме, гладко выбрит, со своими изящными очками «от Валентино». Увидев его, журналисты приветственно загудели. ФБР не любили многие, а тут еще явное издевательство над журналистами работников Кэвеноу, не разрешавших им ни одного снимка, не отвечавших ни на один вопрос. Теперь журналисты брали реванш слишком откровенно. Кэвеноу не было на пресс-конференции, иначе ему пришлось бы нелегко. Зато прокурор Фэннер с завидным постоянством обходил трудные вопросы и, улыбаясь, отвечал совсем не по теме. На некоторые вопросы он вообще не отвечал, предпочитая показывать всем свои красивые зубы.
Вопросов задавали много. Всех интересовал вопрос, на основании каких улик был посажен мистер Кефаль Аслан. Под хохот присутствующих Кемаль рассказал о розыгрыше в Балтиморе и бдительности ФБР, проверивших квитанции и деньги на стоянках, также все водительские права штатов Мэриленд, Нью-Йорк, Техас и Пенсильвания. Агенты ФБР были выставлены кретинами, годными для посмешища. Кэвеноу слушал пресс-конференцию Кемаля в своем кабинете, сжимая кулаки. Рядом стоял мрачный Хьюберт. Эшби, видя, как неистовствуют прокурор и, журналисты, старался сохранять спокойствие.
Когда, наконец, кончилась пресс-конференция и журналисты поспешили по редакциям своих газет, готовя сенсационный материал, Кемаль поднялся в кабинет начальника тюрьмы со своими адвокатами и прокурором, где уже сидели Кэвеноу и Эшби. Хьюберт благоразумно был удален, и Кэвеноу, на темной коже которого не была видна красная краска гнева, дрожащим голосом принес извинения за ошибки своих сотрудников и, грубо растолкав адвокатов, ушел из кабинета.